Он слушал. Потом, взяв смуглую, изящную руку, прижавшись к ней губами, Дэниел шепнул: "Я его сам, Тео — убью. Обещаю тебе. Пусть он мой брат, он мерзавец, каких поискать, преступник, нельзя его жалеть".
На ее ресницах повисла алмазная слеза. Девушка всхлипнула: "Я тебя не просто так пригласила на ужин, Дэниел".
— Я понял, — смешливо сказал он, все еще не отрываясь от нежной кожи. "А я не просто так сказал, что хочу увидеть первый американский театр, и тебя в нем. Тео, — он поднял глаза, — Тео, не плачь, пожалуйста…"
В его объятьях было уютно, от него пахло чем-то теплым, пряным. Положив голову ему на плечо, тихо, прерывисто дыша, она сказала: "Прости меня. Я боюсь, Дэниел. Боюсь, что все будет не так, как надо. Боюсь, что тебе будет со мной плохо…."
— Это все потом, — отмахнулся Дэниел, и нежно взял ее лицо в ладони: "Ты только скажи мне — ты выйдешь за меня замуж?"
Тео помолчала. Прикусив гранатовые губы, девушка робко ответила: "Нельзя. Я хоть и свободный человек, но все равно — цветная. В колониях нас не поженят, Дэниел".
— Это будет следующая вещь, которую мы отменим, после рабства — уверил ее мужчина. "Мы можем пожениться тут, в Париже, а жить в Пенсильвании — у них разрешены такие браки, хотя я клянусь — мы избавимся от этой дикости и мракобесия во всей Америке, Тео".
— Тебе будет со мной плохо, — упрямо добавила девушка, вздохнув про себя: "И мне тоже".
— Давай я сам решу, — Дэниел привлек ее к себе. У нее были мягкие, покорные, сухие губы. Тео, откинув голову, шепнула: "А если я не захочу бросать театр, Дэниел?"
— Не надо, конечно, — он легко поднял девушку на руки, атласные туфли упали на каменные плиты балкона. Она, прижавшись к нему, услышала ласковый голос: "Не надо, Тео. Мы будем жить тут, в Париже. Я каждый вечер буду сидеть в ложе, и любоваться тобой".
— Тебе надоест, — хихикнула Тео.
— Никогда, — уверенно ответил Дэниел и понес ее в спальню.
Рыбак внизу вытащил из реки удилище: "Вот завтра и навещу родного брата. Он в "Прокопе" кофе пьет, после обеда. В комнаты к нему приходить опасно — там этот Франклин, еще наткнусь на него. А в кафе Дэниел меня не убьет, побоится. Да что это я — он вообще меня не убьет, рука не поднимется".
Мэтью взял плетеную корзину с уловом и бодро зашагал к Новому мосту.
— Хозяину отдам, — подумал мужчина, — пусть зажарит. Значит, завтра с утра — в Венсенн, к маркизу, надо будет с собой русские документы взять. Не зря я за них, столько заплатил, пусть работают. Потом повидаю старшего брата, а там и до младшего дело дойдет. Париж меня надолго запомнит, — он перекрестился на башни собора и пошел дальше.
Тео проснулась от запаха кофе. На серебряном подносе лежало несколько алых роз. Она блаженно улыбнулась, и услышала голос Дэниела: "Ты спала, а я тобой любовался, все не мог глаз отвести".
— Скоро слуги придут, — озабоченно сказала девушка, оглядывая разбросанные подушки и простыни. "Надо все это убрать, а то неудобно получится". Она вдруг спрятала глаза и пробормотала: "Дэниел, я не знала, что, так…что так бывает".
Он забрал у нее чашку с кофе. Поставив поднос на персидский ковер, Дэниел обнял ее: "Теперь так будет всегда, любовь моя". От нее пахло розами, на смуглой, нежной шее виднелись синяки, темные, спутанные волосы упали ему на плечо.
— Так хорошо, — простонала Тео, оказавшись сверху, наклонившись, целуя его. "Еще, еще хочу, Дэниел!". Он прижал ее к себе и шепнул на ухо: "Потом я тут все приведу в порядок и пойду заниматься, а ты — будешь спать. Вечером я увижу тебя в театре, а завтра мы отправимся к священнику".
— Тут католики, — тяжело дыша, чувствуя его руку, успела выговорить Тео.
— Да хоть бы и магометане, — усмехнулся он, гладя ее по голове, и сам — еле сдерживая крик. "Так, как ночью…, - умоляюще попросила девушка. "Пожалуйста…, мне так нравится, так нравится…"
— Господи, — подумала она, распростершись на постели, хватаясь раскинутыми руками за шелковое покрывало, — спасибо тебе. Со мной все хорошо, все хорошо. А Жанна? — внезапно подумала она. "Бедная моя, она же плакать будет. Как я могу ее бросить, она меня так любит. Но что, же делать, я ведь семью хочу, детей…., - Тео откинула голову назад, и, закричав, — привлекла мужчину к себе.
— Это другое, — Дэниел целовал ее смуглые плечи, тонкую, выступающую косточку ключицы, большую, тяжелую, сладкую грудь. "Другое. Тогда, с Эстер — это было от одиночества, а мы с Тео любим друг друга. Господи, я не верю…, - он ощутил ее нежные пальцы и рассмеялся: "Скоро мы поженимся, и тогда уже можно будет ничего такого не делать, любовь моя. Можно будет сразу начинать думать о детях".
Тео заметно покраснела. Укладывая его на спину, наклонившись, закрывшись растрепанными, длинными волосами, что спускались ей на бедра, она пообещала: "Обязательно. А сейчас, отдыхай, милый мой".
— Будем жить тут, — счастливо сказал себе Дэниел. "Вернусь из Марокко и попрошу, чтобы меня оставили в Париже. Франклин же говорил, что он хочет домой поехать, устал, да и лет ему много. А мне двадцать пять, — он улыбнулся, — и Тео двадцать один. У нас все впереди".
Потом они лежали, обнявшись, зевая. Дэниел, поглаживая ее по плечу, велел: "Спи. У тебя спектакль, тебе надо отдохнуть. Я тебя люблю".
— Я тебя тоже, — ласково потянулась к нему Тео. Мужчина, целуя длинные ресницы, еще раз повторил: "Спи".
Уже выйдя на набережную Августинок, он остановился — раннее утро было тихим, над островом Сен-Луи всходило солнце, в Сене лениво плескала какая-то рыба. Дэниел посмотрел на ее окна, и улыбнулся: "Люблю тебя".
Мэтью оглядел себя перед большим, в резной оправе зеркалом, и остался доволен — напудренный парик скрывал коротко остриженные волосы, серо-лиловый сюртук был украшен бутоньеркой. Он положил руку на эфес шпаги — черненого серебра: "Я смотрю, слуги маркиза держат эти комнаты в полном порядке".
Де Сад передал ему ключи от квартиры — неподалеку от рю Мобийон. Мэтью вспомнил голубые, пристальные глаза маркиза и его тихий голос: "Мне разрешили прогулки, месье Волков. Каждый день, после завтрака, во дворе замка. Так что жду вас, чем скорее, тем лучше".
— Дом я снял, — Мэтью оскалил в улыбке красивые зубы, — там же, в деревне, рядом с Венсенном. Будем развлекаться вместе, маркиз с этой девчонкой, а я — с Тео. Потом избавлюсь от жены с ребенком — и в Лондон, вступать в права наследства. А потом домой, — он раздул ноздри, и не выдержал, — расстегнулся. Он смотрел на себя в зеркало и вспоминал маленький домик, что он купил под Санкт-Петербургом, вспоминал девушку, — исхлестанную плетью, с окровавленной повязкой на глазах, стоявшую на коленях, покорно открыв рот. Потом он сорвал повязку. Любуясь изуродованным лицом, Мэтью, ласково сказал по-французски: "Ты такая красивая, любовь моя, такая красивая. Иди сюда".